ни.

разъ выгналъ его отъ себя, сказавъ, чтобъ онъ, во исполненіе общественнаго и собственнаго его приговора, не прелятствовалъ дѣлать гражданамъ предположеннаго укрѣпленія, и шелъ бы туда, гдѣ ему долгъ и честь быть повелѣваютъ. Офицеръ, выслушавъ съ подобострастіемъ окрикъ генерала, сказалъ, что « это все правда, ваше сіятельство, я виноватъ пылкимъ моимъ характеромъ, но не ревностною службою. Кто бы сталъ васъ обвинять, что вы, бывъ въ отставк на покоѣ и изъ особливой любви къ отечеству и приверженности къ высочайшей службѣ всемилостивѣйшей Государыни, приняли на себя въ толь опасное время предводить войсками противъ злѣйшихъ враговъ и не щадя своей жизТакъ и я, когда все погибало, забывъ себя, внушалъ въ коменданта и во всѣхъ долгъ присяги къ оборонѣ города». Сіе или сему подобное, когда съ чувствительностію выговорено было, то у сего надменнаго и вмѣстѣ великодушнаго генерала вдругъ покатились ручьемъ изъ глазъ слезы. Онъ сказалъ: « Садись, мой другъ, я твої покровитель ». Съ словомъ симъ вошедъ камердинеръ доложилъ. что генералы пришли и желаютъ его видѣть. Тотчасъ отворились двери. Вошли князь Голицынъ, Огаревъ, Чорба, Михельсонъ и прочіе, изъ коихъ первый, какъ принималъ участіе въ Державинѣ, то при самомъ входѣ и бросилъ на него глаза, желая знать, что съ нимъ произошло. Сей веселымъ видомъ отвѣтствовалъ, что гроза прошла безвредно. Разговоръ начался объ охотѣ; графъ хвалился, что была успѣшна. Державинъ, дабы удостовѣрить слышателей о своей невинности и о благопріятномъ къ нему расположеніп Начальника, не смотря на произнесенныя имъ недавно на него при многолюдствѣ грозы, вступя въ разговоръ объ охотѣ, сказалъ съ усмѣшкою графу, что онъ смѣетъ успѣхъ оный приписать себѣ! « Какъ?» съ любопытствомъ спросилъ графъ. -« По русской пословицѣ, ваше сіятельство, отвѣтствовалъ поручикъ: какова встрѣча, такова и охота. Я при самомъ выѣздѣ изъ города васъ встрѣтилъ и сердцемъ пожелалъ вамъ удачливой охоты. » Графъ, засмѣявшись, поблагодарилъ, и когда одѣлся, по выходѣ изъ кабинета, пригласилъ къ обѣду. За столомъ показалъ ему мѣсто про

—«

тивъ себя, говорилъ почти съ нимъ однимъ, расказывая, какимъ образомъ Московское дворянство въ собраніи своемъ для пріятія мѣръ къ защитѣ отъ мятежниковъ сей столицы, когда назначался въ предводители во скъ графъ Петръ Борисовичь Шереметевъ, то мало или почти никого не вооружили людей своихъ по примѣру Казанскаго дворянства; а когда его графа наименовали въ вожди, почти ничего не жалѣли. Словомъ Державинъ примѣтилъ сильное любочестіе и непомѣрное тщеславіе сего впрочемъ честнаго и любезнаго начальника; но сею слабостію его, какъ будетъ ниже видно, не умѣлъ или не хотѣлъ воспользоваться. По окончаніи обѣда графъ пошелъ отдыхать. Въ шесть часовъ послѣ полудни, какъ бывало обыкновенно при дворцѣ Екатерины, генералитетъ И шгабь офицеры къ нему собрались. Графъ опять вступилъ въ пространный разговоръ съ Державинымъ И занималъ его онымъ болѣе получаса, разсказывая про Прусскую семилѣгнюю войну, вь которую онъ служилъ еще полковникомъ и наконецъ про Турецкую и болѣе всего о взятія Бендеръ подъ его предводительствомъ въ 1770 году, чѣмъ онъ весьма превозносился, твердя непрестанно, что молодымъ людямъ весьма во всѣхъ дѣлахъ нужна практика, какъ и вышеупомяный его ордеръ отъ 5 Октября симъ выраженіемъ былъ наполненъ. Потомъ сѣлъ за карточной сголъ съ Голицынымъ, Михельсономъ и еще съ кѣмъ то, составя вистъ, игру тогда бывшую уже въ модѣ. Туть Державинъ сдѣлалъ великую глупость. Ему не разсудилось, въ угодность главнокомандую цаго, стоя попусту зѣвать, для чего, подошедши къ нему сказалъ, что онъ ѣдетъ въ Казань къ генералу Потемкину, то не угодно ли будетъ чего приказать. Cie такъ тронуло графа, что виденъ былъ гнѣвъ на лицѣ его, и онъ, отворотясь, холодно сказалъ: нѣтъ. Но есть ли бъ нѣсколько при квартирѣ его былъ и поласкалъ его самолюбіе, какъ прочіе, то бы, судя по списходительному его съ нимъ обращенію, уважительнымъ разговорамъ, могъ надѣяться всего отъ него добраго; но незнаніе свѣта сдѣлало ему сего сильнаго человѣка изъ покровителя страшнымъ врагомъ, что въ послѣдствіи усмотрится.

Пріѣхазъ въ Казань, нашелъ также и генерала Потемки

на себѣ не благопріятнымъ за то, для чего онъ на выше. писанные вопросы отвѣчалъ рапортомъ графу и заѣзжалъ къ нему представляться въ Симбирскъ: судя, что Державинъ у него былъ въ непосредственной командѣ, то и долженъ былъ чрезъ него послать ему и Голицыну рапорты и самъ собою лично имъ не представляться. Державину сего въ голову не приходило, и доднесь онъ не понимаетъ, справедливо ли сіе обвиненіе; но какъ бы то ни было, генералъ Потемкинъ очень сухо съ нимъ обошелся и не принялъ на счетъ свой тѣхъ пяти сотъ рублей, которые даны были Малыковскимъ крестьянамъ, посыланнымъ на Узени за Пугачевымъ, привезшимъ первую вѣдомость о его поимкѣ. Державинъ сказалъ, что для него все равно, онъ или князь Голицынъ приметъ на счеть экстраординарныхъ своихъ суммъ сіи деньги, и въ тоже время показалъ ему сего князя ордеръ, велѣвшаго изъ дворцовыхъ Малыковскихъ доходовъ на счетъ

его

экстраординарной суммы употребить тѣ 500 рублей. Сей ордеръ выпросилъ Державинъ у князя Голицына не по какой надобности, ибо онъ по открытому отношенію съ прописомъ имяннаго указа покойнымъ генераломъ Бибиковымъ ко всѣмъ управителямъ, воеводамъ и губернаторамъ, могъ брать вездѣ деньги, сколько бы ему ни понадобилось; но единственно изъ хитрой осторожности, для того что, ежели бы помянутые Малыковскіе крестьяне 500 человѣкъ не съ тѣмъ намѣреніемъ къ Пугачеву присоединились, чтобъ находящагося его въ безсиліи съ малымъ числомъ его сообщниковъ на Узеняхъ поймать, но въ самомъ бы дѣлѣ измѣнили и умножили собою толпу его, то чтобы ему не быть въ отвѣтѣ, какъ за издержаніе, такъ и за произведеніе въ дѣйство сей стратижемы. Но какъ генералъ князь Голицынъ объ оной зналъ и позволилъ взять деньги, то и упала бы не удача въ несчастномъ случаѣ болѣе на генерала, нежели на офицера. Такимъ образомъ, хотя вывернулся Державинъ изъ сей прицѣпки съ честію, но случившееся небольшое любовное соперничество, въ которомъ, казалось, одною прекрасною дамою офицеръ предпочитаемъ былъ генералу, то и умножилась между ими остуда, для чего и командированъ былъ первый послѣднимъ паки на Иргизъ, яко бы для сыс

ку въ тамошнихъ скитахъ помянутаго раскольничьяго старца Филарета, который, по показанію нѣкоторыхъ сообщниковъ Пугачева, благословилъ якобы его на принятіе имени императорскаго. А какъ сіе было уже въ Ноябрѣ, то сбирающійся офицеръ въ новую коммисію, ѣздя въ суетахъ по городу, по неосторожности простудился и получилъ сильную горячку, отъ которой едва не умеръ. (*)

Въ продолженіи оной генералъ Потемкинъ отозванъ въ Москву для дослѣдованія въ Тайной Канцеляріи привезенныхъ туда злодѣевъ, и имѣлъ онъ непріятность, что не предполагая

(1) Къ 1774 году относятся слѣдующія сочиненія Державина:

11. Ода κα день рожденія Ел Величества, сочиненная во время войны и бунта, 1774 года. II, 773.

12. Ода на смерть генераль-аншефа Бибикова. 1,479.

13. Ода на ласкательство. 11,730 ( прозаическій переводь оды Фридриха Великаго - La flatterie. )

14. Ода на порицаніе. 11, 734 ( тоже переводъ въ прозѣ оды Фридриха Великаго - A la Calomnie.)

13. Ода на постоянство. 11, 739 (вь прозѣ переводъ Фридриховой оды - La fermeté).

16. Ода къ Мовтерпію, жизнь есть совъ. 11,762 (прозаическій переводъ Фридрихова посланія къ астроному Мопертюи)

17. Ода на великость. II. 763, (Въ стихахъ, произведеніе оригинальное; изъ послѣднихъ двухъ строфъ видно, что оно написано, когда Пугачевскій бунтъ кончился).

18. Ода на знатность. 1, 770 (это первоначальная редакція знаменитой оды Вельможа. Державинь удержалъ изъ нея Впослѣдствіи только четыре стиха).

Всѣ эти восемь піесъ Державинъ потомъ собраль вмѣстѣ, и въ 1777 году напечаталь безъ своего имени въ Спб, въ типогр. Академіи наукь (въ мал. осьмушку, 38 стр.) подъ названіемъ Оды, переведенныя и сочиненныя при горѣ Читалагаѣ 1774 года. Гдѣ именно эта гора Читалагай, намъ не удалось узнать. Объясненія Львова помѣщаютъ ее неопредѣленно вь Саратовскихъ колоніяхъ, а И. И. Дмитріевъ посреди Уфимскихъ степей. Можно даже предполагать, не выдумалъ ли Державинъ это названіе просто для куріозу, ради заманчивости заглавія. Въ одномъ примѣчаніи къ Одѣ на смерть Бибикова (Штукинское изданіе, стр. 388) говорится: «Сочинитель былъ въ то время въ пустыняхъ пѣкоторыхъ тружениковъ, которые, въ знакъ своего сокрушенія, надѣли на себя волосяны рубахи, сіе есть вретище, и сочиня пость, молили о душѣ его» (т. в, Бибикова ). — Остолоповъ (стр. 13) прибавляеть, что Фридриховы оды переведены Державинымъ изъ книги Безпечный философ.

Кромѣ этихъ одъ Державинъ написалъ еще во время Пугачевскаго бунта неизданную Эпистолу къ генералу Михельсону на защищеніе Казана, (статья Я. К. Грота, въ Совр. 1943, No 2 стр. 180).

какой либо злобы, а болѣе отъ неискусства въ производствѣ сего рода дѣлъ или изъ неосторожности оклеветанный имъ Императрицѣ Митрополить Веніаминъ оправдался, который уже былъ у него яко изобличенный свидѣтелями измѣнникъ, что будто во время нападенія злодѣйскаго на Казань присылалъ къ нему (т. е. Пугачеву) съ келейникомъ своимъ на умилостивленіе или для спасенія жизни своей подарки; содержанъ подъ крѣпкимъ карауломъ, къ которому не приказано было никого не пускать и ни съ кѣмъ не переписываться. Но сей хитрый пастырь умѣлъ отправить чрезъ отверстіе нужнаго мѣста тайнымъ образомъ приверженнаго къ себѣ служителя съ письмомъ въ Петербургъ, и по опому сей первосвященникъ явился невиннымъ, такъ что за его претерпѣніе напасти сей Императрица благоволила наградить его бриліантовымъ крестомъ на клобукѣ, и онъ торжественно, при собраніи множества народа, имѣгъ удовольствіе въ соборной церкви слышать всемилостивѣйшій рескрипть Государыни, объявляющий его невинность и служить благодарственный за здравіе Ея Величества молебенъ.

Но при всей невзгодѣ генерала. Потемкина, Державинъ, по выздоровленіи своемъ, не отпущенъ былъ имъ въ Москву, какъ прочіе его сотоварищи гвардіи офицеры, бывшіе въ Секретной Коммиссіи; но велѣно ему было, какъ выше сказано, для поиску Филарета ѣхать въ Саратовъ и въ прочія близь Иргиза лежащія области. Такимъ образомъ онъ пробылъ всю весну и небольшую часть лѣта 1775 года въ колоніяхъ праздно (*), потому что для поиску Филарета отправлены были уже гласно отъ графа Панина военныя команды, и слѣдовательно тайный его поискъ въ той странѣ едва ли былъ и нуженъ. Въ Іюнѣ получилъ онъ отъ того генерала Потемкина, яко начальника Секретной Коммиссіи, ордеръ, повелѣвающій ему явиться къ полку, который находился, какъ и весь дворъ, давно уже въ Москвѣ. Но прежде прибытія Государыни въ сію столицу совершена была уже

(1) Вѣроттно въ эго именно время, на досугѣ, и написана большая часть Читала айскихь одь. Державинь, огнос их» вообще ко времен 1 Пу: ачевщины, могь потомъ невѣрно помѣгить ихъ 1774-м годомь.