((

защиту того города коменданта Цвиленева; по въ мятущіяся внутреннія селенія, дабы распустить собранныхъ тамъ имъ крестьянъ, могущихъ усилить толы злодѣйскія и оборонить, если можно будетъ колоніи, что имъ, какъ выше видно, удачно и исполнено. А какъ таковой репортъ или отвѣтъ, отъ 5 числа Октября 1774 года посланный по пылкому свойству Державина, былъ довольно смѣль и неуступчивъ, такъ что онъ надѣялся на правоту свою, требовалъ суда: то и получилъ отъ него графа Панина отъ 12 числа того же мѣсяца престранный весьма велерѣчивый ордеръ, которымъ онъ, хотя показывалъ свое неудовольствіе и насмѣхался, что не имъ Державинымъ Пугачевъ пойманъ; однако наконецъ заключилъ точно сими словами: Впрочемъ будьте увѣрены, что все сіе изъ меня извлекло усердіе къ людямъ, имѣющимъ природныя дарованія, какими васъ Творецъ вселенной наградилъ, по истинному желанію обращать ихъ въ прямую пользу служенія владѣющей нашей великой Государыни и отечеству и по той искренности, съ которою я пребыть желаю, желаю, какъ и теперь сь почтеніемъ есмь вашего благородія вѣрной слуга графъ Петръ Панинъ. » Сей ордеръ, частію грозный и частію снисходительный, внушилъ желаніе молодому чувствительному къ чести офицеру ѣхать къ графу самому и, лично съ нимъ объяснившись, разсѣять и малѣйшее въ немъ невыгодное о себѣ заключеніе; а какъ онъ имѣлъ уже повелѣніе отъ непосредственнаго своего по Секретной Коммисіи начальни ка генерала Потемкина ѣхать къ нему въ Казань, то и употребилъ сей случай къ исполненію своего намѣренія, хотя могъ и мпновать Симбирскъ, въ которомъ тогда графъ Па

нинъ находился.

Подъѣзжая къ сему городу рано поутру, при выѣздѣ изъ подгородныхъ слободъ, встрѣтилъ сего пышнаго генерала, съ великимъ поѣздомъ ѣдущаго на охоту. Поелику жь онъ по осеннему холодному времени сверхъ мундира былъ въ простомъ тулупѣ, то и не хотѣлъ въ семъ безпорядкѣ ему показаться; уклопился съ дороги и, по минованіи свиты, пріѣхалъ въ Симбирскъ. Тамъ нашегъ князя Голицына, который чрезвычайно удивился, увидя, что маленькій офицеръ пріѣхалъ самъ собою, такъ сказать, на вольную страсть,

свое

къ раздраженному, гордому и и полномочному пачальнику. «Какъ, спросилъ онъ, вы здѣсь, за чѣмъ?» Державинъ отвѣ – чалъ, что ѣдетъ въ Казань по предписанію Потемкина, но разсудить главнокомандующему засвидѣтельствовать почтеніе. « Да знаете ли вы, возразилъ князь, что онъ, недѣли съ двѣ, публично за столомъ, болѣе не говоритъ ничего, какъ дожидается отъ Государыни повелѣнія повѣсить васъ вмѣстѣ съ Пугачевымъ? » Державинъ отвѣчалъ: ежели онъ виноватъ, то отъ гнѣва царскаго пигдѣ уйти не можно. « Хорошо, сказалъ князь; но, я васъ любя, не совѣтую къ нему являться, а поѣзжайте въ Казань къ Потемкину и ищите его покровительства ».—« Нѣтъ я хочу видѣть графа », отвѣтствовалъ Державинъ. — Въ продолженіе таковыхъ 11 прочихъ разговоровъ наступилъ вечеръ, и скоро сказали, что графъ съ охоты пріѣхалъ. Пошли въ главную квартиру. Державинъ, вошедши въ комнату, подошелъ къ графу и объявилъ, кто онъ таковъ, и что, проѣзжая мимо по предписанію генерала Потемкина, заѣха.гъ къ его сіятельству засвидѣтельствовать его почтеніе. Графъ, ничего другаго не говоря, спросилъ гордо: видѣлъ ли опъ Пугачева? Державинъ съ почтеніемъ : Видѣлъ на конѣ подъ Петровскимъ. Графъ, отворотясь къ Михельсону: прикажи привесть Емельку. Чрезь пѣсколько минутъ представленъ Самозванецъ, въ тяжкихъ оковахъ по рукамъ и по ногамъ, въ замаслянномъ, поношенномъ, скверномъ широкомъ тулупѣ. Лишь пришелъ, то и сталъ предъ графомъ на колѣни. Лицемъ опъ былъ кругловатъ, во лосы и борода окомелкомъ, черные, склоченные; росту средняго, глаза большіе, черные на соловомъ лазурѣ, какъ на бѣльмахъ. Огъ роду 35 или 40 лѣтъ (1). Графъ спросиль: Здоровъ ли Емелька?—« Ночи не сплю, все плачу, батюшка, ваше графское сіятельство ».—« Надѣйся на милосердіе Государына », и сь симъ словомъ приказалъ его отвести обратно туда, гдѣ содержался (2). Сіе было

(1) Пугачеву, по собственному его показанію, было тогда 32 года (сл. Допросы его въ Чтеніяхъ Сбщ. Ист. и Д.. 1839, No2. )

(2) Примѣчаніе Державина. Сказываютъ, при первомъ свиданіи, какь представленъ онъ былъ сему главному воєначальнику въ семъ же городѣ, привезенный сь Яку в клѣкѣ генераломь Суворовымъ, то когда графъ

сдѣлано для того, сколько по обстоятельствамъ догадаться можно было, что графъ весьма превозносился тѣмъ, что Самозванецъ у него въ рукахъ, и велѣвъ его представить, хотѣлъ какъ бы тѣмъ укорить Державина, что онъ со всѣмп своими усиліями и ревностію не поймать сего злодѣя. Но какъ бы то ни было, тотчасъ послѣ сей сцены графъ и всѣ за нимъ ПОШЛИ ужинать. Державинъ разсудплъ, что онъ гвардіи офицеръ и имѣлъ счастіе бывать за столомъ съ Императрицею, то безъ особаго приглашенія съ прочими штабъ и оберъ-офицерами осмѣлился сѣсть. Въ началѣ почти ужина графъ, окинувъ взоромъ сидящихъ, увидѣлъ и Державина, нахмурился и заморгавъ по привычкѣ своей глазами, вышелъ изъ стола, сказавъ, что онъ позабылъ было отправить курьера къ Государынѣ. Па другой день до разсвѣту Державинъ, пришедъ въ квартиру главнокомандующаго, просилъ камердинера доложить о приходѣ своемъ его сіятельству, сказавъ, что онъ имѣетъ пужду. Огвѣтствовано, чтобъ подождалъ. Наконецъ, по прошествіи нѣсколькихъ часовъ, около обѣденъ, графъ вышелъ изъ кабинета въ пріемную галлерею, гдѣ уже было нѣсколько штабъ и оберъофицеровъ; и онъ былъ въ сѣроватомъ атласномъ, широкомъ шлафрокѣ, французскомъ большомъ колпакѣ, перевязанномъ розовыми лентами. Прошедъ нѣсколько разъ вдоль галлереи, не говоря ни съ кѣмъ ни слова, не удостоилъ и взГІЯ да дожидающагося его гвардіи офицера. Сей, когда полководецъ проходилъ мимо, подошедши къ нему съ почтеніемъ, взя.гъ его за руку и остановя сказалъ: « Я имѣлъ несчастіе получить вашего сіятельства неудовольственный ордеръ; беру смѣлость объясниться ». Таковая смѣлая поступь графа удивила. Онъ остановился и велѣлъ идти за собою. Проходя чрезъ нѣсколько комнатъ въ кабинетъ и вошедши въ оный, гнѣвно дѣлалъ ему выговоръ, и между прочимъ, что онъ въ Саратовѣ съ. комендантомъ Бошнякомъ, предъ нашествіемь на сей городъ злодѣевъ, обходился неуважительно и даже въ одинъ

падменно спросиль: какъ смѣлъ онъ поднять оружіе противъ его? — « Что дѣлать, ваше сітельство, когда уже воеваль противу государыни! » Графъ не вытериѣль и вырвалъ у него нѣсколько водосовъ изъ бороды.

разъ выгналъ его огь себя, сказавъ, чтобъ онъ, во исполненіе общественнаго и собственчаго его приговора, не прелятствовалъ дѣлать гражданамъ предположеннаго укрѣпленія, и шелъ бы туда, гдѣ ему долгъ и честь быть повелѣваютъ. Офицеръ, выслушавъ съ подобострастіемъ окрикъ генерала, сказалъ, что « это все правда, ваша сіягельство, я виноватъ пылкимъ монмъ характеромъ, но не ревностною службою. Кто бы сталъ васъ обвинять, что вы, бывъ въ отставкѣ на покоѣ и изъ особлизой любви къ отечеству и приверженности къ высочайшей службѣ всемилостивѣйшей Государыни, приняли на себя въ толь опасное время предводить войсками противъ злѣйшихъ враговъ н не щадя своей жизни. Такъ и я, когда все погибало, забывъ себя, внуша.хъ въ коменданта и во всѣхъ донгъ присяга къ оборонѣ города ». Сіе или сему подобное, когда съ чувствительностію выговорено было, то у сего надменнаго и вмѣстѣ великодушнаго генерала вдругъ покатились ручьемъ изъ глазъ слезы. Онъ сказалъ: « Садись, мой другъ, я твой покровитель». Съ словомъ симъ вошедъ камердинеръ доложилъ, что генералы пришли и желаютъ его видѣть. Тотчасъ отворились двери. Вошли князь Голицынъ, Огаревъ, Чорба, Михельсонъ и прочіс, изъ коихъ первый, какъ принима.гъ участіе въ Державинѣ, то при самомъ входѣ и бросилъ на него глаза, желая знать, что съ нимъ произош.ю. Сей ве-селымъ видомъ отвѣтствовать, что гроза прошла безвредно. Разговоръ начался объ охотѣ; графъ хвалился, что была успѣшна. Державинъ, дабы удостовѣрить слышателей о своей невинности но благопріятномъ къ нему расположенін начальника, не смотря на произнесенныя имъ недавно ва него при много.нодствѣ грозы, встуля въ разговоръ объ охотѣ, сказалъ съ усмѣшкою графу, что онъ смѣетъ успѣхъ оный приписать себѣ! « Какъ? » съ любопытствомъ спросилъ графъ.—« По русской пословицѣ, ваше сіятельство, отвѣтствовалъ поручикъ: какова встрѣча, такова и охота. Я при самомъ выѣздѣ изъ города васъ встрѣгилъ и сердцемъ пожелалъ вамъ удачливой охоты. » Графъ, засмѣявшись, поблагодарн.зъ, и когда одѣлся, по выходѣ изь кабинета, пригласилъ къ обѣду. За столомъ показалъ ему мѣсто про

когда

тивъ себя, говори.гъ почти съ нимъ однимъ, расказывая, какимъ образомъ Московское дворянство въ собраніи своемъ для пріятія мѣръ къ защитѣ отъ мятежниковъ сей столицы, когда назначался въ предводители во скъ графъ Петръ Борисовичь Шереметевъ, то мало или почти никого не вооружили людей своихъ по примѣру Казанскаго дворянства; а его графа палигноваш въ вожди, почти ничего не жалѣли. Словомъ Державинъ примѣтиль сильнюс любочестіс и непомѣрное тщеслазіе сего впрочемъ честнаго и любезнаго начальника; но сею слабостію его, какъ будеть ниже видно, не умѣлъ или не хотѣлъ воспользоваться. По окончанін обѣда графъ пошелъ отдыхать. Въ шесть часовъ послѣ полудни, какь бывало обыкновенно при дворцѣ Екатерины, генеразитетъ штабь офицеры къ нему собрались. Графъ опять вступать въ пространный разговоръ съ Державинымъ 11 занималъ его онымъ болѣе получаса, разсказывая про Прусскую семплѣгию о войну, вь которую онъ служилъ еще полковникомъ и наконецъ про Турецкую и болѣе всего о взяті: Бендеръ подъ его предводительством въ 1770 году, чѣмъ отъ Becьмa превозносился, твер ця непрестанно, что молодымъ людямъ весьма во всѣхъ дѣлахъ нужна практика, какъ и вышеупомяный его ордеръ отъ 5 Октября симъ выраженіемъ былъ наполненъ. Потомъ сѣлъ за карточной сго.гъ съ Голицынымъ, Михельсономъ и еще съ кѣмъ то, составя вистъ, игру тогда бывшую уже въ модѣ. Тутъ Державинъ сдѣлаль великую глупость. Ему не разсудилось, въ угодность главнокомандую цаго, стоя попусту зѣвать, для чего, подошедш къ нему сказалъ, что онъ ѣдетъ въ Казань къ генералу Погемкину, то не угодно ли будетъ чего приказать. Сіе такъ тропуло графа, что виденъ былъ гнѣвъ на лицѣ его, и онъ, отворотясь, холодно сказалъ: нѣтъ. По естьли бъ uѣсколько при квартирѣ его былъ и поласкалъ его самолюбіе, какъ прочіе, то бы, судя по снисходительному его съ нимъ обращенію, уважительнымъ разговорамъ, могь надѣяться всего отъ него добраго; но незнаніе свѣта сдѣлало ему сего сильнаго человѣка изъ покровителя страшнымъ врагомъ, что въ послѣдствіи усмотрится.

Пріѣхавъ въ Казань, нашелъ также и генерала Потемки